1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
41.1
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
221
222
223
224
225
226
227
228
229
230
231
232
233
234
235
236
237
238
239
240
241
242
243
244
245
246
247
248
249
249

В тот вечер храм святой воды мы покидали последними. Ну, или, по крайней мере, мне так показалось, потому что на обратном пути нам не встретилось ни одного туриста.

Чонгук стоял за моей спиной все то время, что мы переходили от одного источника к другому, и, ощущая позади его спокойное уверенное присутствие и тепло сильного тела, я, наконец, успокоилась и смогла совершить все необходимые ритуальные действия, последовательность которых напрочь вылетела у меня из головы от переживаний.

И, подставляя лицо и руки под кристально чистые, прохладные струи, я, хоть никогда и не была истово верующей, искренне молилась всему пантеону балийских богов о том, чтобы прошлое, наконец, осталось в прошлом и позволило нам прожить эту жизнь так, как мы всегда мечтали...

***

...После воды стало немного холодно и, хоть мы и переоделись в сухую одежду, но Чонгук всю дорогу домой тихонько ворчал себе под нос и переживал, чтобы я, не дай Будда, не простудилась, а я лишь тихо улыбалась, устроившись у него на плече, и не могла перестать думать обо всем, что мы сказали друг другу в святом источнике.

Это само по себе было чем-то волшебным, и у меня до сих пор покалывало кончики пальцев от одних только воспоминаний о наших спонтанных признаниях, которые смело можно было считать самыми настоящими ритуальными клятвами.

Нет, всё-таки Бали не просто так называли островом богов.

Здесь даже воздух был... Особенным.

Воздух, воды, солнечный свет...

Все дышало чем-то нездешним, потусторонне-иномирным и возвышенно-прекрасным.

И хоть Чонгук и подколол меня в самом начале отпуска, заметив, что здешний воздух как-то странно на меня влияет, делая слишком романтичной и сентиментальной, но теперь я понимала, что это, в общем-то, было недалеко от правды.

А Чонгук оставался верен себе независимо от того, где мы находились, и был все таким же ласковым, заботливым и понимающим, как и всегда. Был моим... идеальным мужчиной, и я все ещё поражалась, как ему хватало терпения успокаивать все мои истерики и всегда находить нужные слова, чтобы убедить меня в том, что все будет хорошо.

И теперь, когда все было позади, я и сама не понимала, почему так разволновалась, и виновато кусала губы, вспоминая, как меня накрыло перед омовением... Но, в свое оправдание могу лишь сказать, что я всегда была крайне переживательным и пугливым оленем и просто не смогла справиться со своими страхами... и если бы не Чонгук, не его спокойная, уверенная сила и поддержка...

То, что я сказала ему, было чистой правдой.

Я бы не смогла без него жить. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

И каким же невероятным счастьем было то, что в этой жизни мы встретились так рано... Что он нашел меня, как и обещал...

Хвала всем богам, Будде и его го... Кхм, компании.

Господи, вот уж действительно - дурной пример заразителен!

Прикусив улыбающиеся губы, я устало вздохнула, укладываясь головой на широкое плечо того, от кого набралась уже слишком многих дурных привычек, и прикрыла глаза, наконец позволив себе расслабиться в его объятиях, ведь, несмотря ни на что, никогда не смогла бы от них отказаться. Ни за что на свете...

***

Вернулись в отель мы уже затемно и Чонгук сразу отправил меня в душ, наказав сделать воду погорячее, а сам занялся готовкой ужина. Я лишь тихонько посмеялась, подумав, что по переживательности он с лёгкостью обгонит даже меня, но покорно поплелась принимать водные процедуры - уже третьи за этот бесконечный день.

Судя по умопомрачительным ароматам, ужин был почти готов, когда я выползла на кухню, завернутая в пушистый банный халат, и, с трудом оторвав любимого мужа от плиты, отправила в царство кафеля и хрома, заверив его, что закончить готовку вполне смогу и без него.

Чонгук явно хотел поспорить, но, увидев мой грозный взгляд и упертые в боки руки, лишь покорно вздохнул, со шкодливой котячей ухмылочкой проворковав: " Как прикажете, моя госпожа", и, чмокнув меня в нос, почти бегом скрылся в ванной, (наверняка, чтоб ему не прилетело за "госпожу"), а я, тяжко вздохнув и покачав головой, тихонько посмеялась себе под нос и занялась последними приготовлениями к нашей поздней трапезе.

***

Со всеми нашими приключениями ужинать в полночь уже стало для нас привычкой, и я порой жаловалась Чонгуку, что к концу медового месяца совсем испорчу фигуру, на что он лишь добродушно посмеивался и клятвенно заверял, что не перестанет любить меня, даже если я превращусь в милого бегемотика. Я в ответ театрально закатывала глаза, хотя, конечно, не переживала об этом всерьез, так как все наши ночные перекусы мы потом по полной отрабатывали лазаньем по горам и долинам острова богов.

Вот и сейчас стрелки часов уже стремительно приближались к двум часам ночи, когда, расправившись с едой и убрав со стола, мы, наконец, перебрались в спальню.

Чонгук включил какой-то музыкальный канал, который негромко играл на фоне, и, лёжа у него на груди и балдея от того, как его пальцы нежно перебирают мои волосы, я постепенно проваливалась в полудрему и мои веки потихоньку наливались свинцом, но я не могла заснуть, не обсудив с любимым мужем все пережитое за этот бесконечный, до краев наполненный впечатлениями день, и потому все же тихонько позвала:

- Чонгу...

- Мрр? - сонно отозвался он, все так же неторопливо пропуская мои волосы сквозь пальцы, а я глубоко вздохнула, прижимаясь к нему ещё теснее, и на выдохе произнесла:

- Прости, что я так сильно нервничала сегодня. Все и правда оказалось... Совсем не страшно...

Чонгук лишь тихонько усмехнулся, чмокнув меня в макушку, и крепче прижал к себе, погладив по спине:

- Я же говорил... а ты не верила. Надо чаще слушать старших, оленёнок, - легонько постучав указательным пальцем по моей переносице, повторил он ту самую шутливо-назидательную фразу, которую сказал мне давным-давно у нас на кухне после того эпичного инцидента в ванной. Я на это лишь тихонько усмехнулась, закатив глаза:

- Тоже мне, старший нашелся. Может, мне напомнить тебе, господин пенсионер, что зачастую именно ты ведёшь себя, как пятилетка?

Чонгук приглушённо рассмеялся, а затем вдруг перевернул меня на спину одним плавным движением и, склонившись надо мной, вкрадчиво мурлыкнул:

- Да неужели? А прошлой ночью... я тоже напоминал тебе пятилетку, м?

В этот раз закатывание глаз вышло уже намного более глубоким и основательным, и я легонько треснула его по груди, возмущенно пропищав:

- Это что за пошлые намеки?! А ну замолкни, бесстыдник!!!

В ответ на мое рукоприкладство меня со смехом стиснули в крепких смирительных объятиях и снова подоткнули себе под крыло, не позволив больше буянить, и, ещё немного побрыкавшись и попищав для вида я все же была вынуждена смириться с самоуправством моего домашнего тирана, и все, что мне осталось - лишь, тяжко вздохнув, уткнуться носом ему в грудь, признав очередное поражение.

Но, к моему счастью, тиран был добрым и великодушным и, спустя несколько минут, поняв, что я больше не настроена дебоширить, слегка ослабил свои медвежьи тиски, позволив мне выпростать левую руку, и я снова тихонько шепнула, начав рисовать на его мерно вздымающейся от спокойного дыхания груди узоры указательным пальцем:

- Родной...

И хоть я сама недавно приказала ему молчать, в ответ тут же раздалось улыбчивое "Мрр?", заставившее и уголки моих губ тоже дрогнуть в улыбке.

- Может, откроешь мне уже наконец свой секрет?

- Какой секрет, Бэмби? - с тихим удивлённым смешком поинтересовался он.

- Откуда ты берешь столько терпения, чтобы успокаивать все мои истерики вот уже третий год подряд? - подняв голову, я устроила подбородок на его плече, глядя на моё мурмяфное счастье глазами - сердечками, а счастье сонно улыбнулось и погладило меня по щеке, шепнув:

- Здесь нет никакого секрета, малышка. Просто с любимой девушкой без терпения никуда... Особенно... с такой пугливой и впечатлительной, как мой маленький оленёнок. Я знал, на что подписывался, а так как твой покой для меня - самое главное, я не хочу, чтобы рядом со мной ты хоть о чем-то волновалась.

- Ну или ты просто... святой... Это вообще все объясняет. Просветлился сам втихаря, а мне ни слова не сказал. Когда только успел, м?

Услышав мою теорию, Чонгук снова прыснул, шепнув мне куда-то в волосы:

- Глупышка... - а я тихонько хихикнула и, не сумев удержаться, поцеловала мое сокровище в расслабленно улыбающиеся губы, и Чонгук тут же притянул меня к себе, зарываясь пальцами в волосы и вовсе не спеша отпускать.

Этот поцелуй вышел долгим, ленивым и тягуче-сладким - таким, которые могли длиться часами, если дать одной конкретной Тигре волю, но в этот раз Тигра удовлетворилась всего пятью минутами, а затем вновь притянула меня к своей широкой теплой груди, позволив фривольно по ней распластаться влюбленной по уши и абсолютно счастливой тряпочкой.

Вспомнив слова Чонгука про пугливого оленёнка, я снова захихикала, подумав, что его некогда пугливый и впечатлительный оленёнок с годами ничуть не изменился, наоборот - вырос в самого настоящего оленя - паникера, стремглав несущегося в чащу и ломающего копытами буераки даже при самом малейшем намеке на опасность, но, вздохнув и пообещав себе, наконец, перестать быть такой трусихой, решила больше не развивать эту тему.

Но тем для обсуждения за этот бесконечный день у меня накопилось предостаточно и, забравшись на него сверху с руками и ногами и удобно устроившись на импровизированной лежанке из стальных мышц и теплой бархатной кожи, которая, вдобавок, ещё и безумно приятно гладила меня по волосам, я подняла голову, умостив подбородок аккурат на его солнечном сплетении, и, натолкнувшись на неотрывно следящие за каждым моим движением ласковые глаза, тихо шепнула:

- Ты очень устал?

- Немного, малыш... Но не больше, чем обычно. А ты? - Чонгук протянул руку, погладив меня по щеке, - Что-то болит? Спина, ножки? Хочешь массаж?

- Ну что ты, родной, не стоит... - я с улыбкой покачала головой, потеревшись щекой об его теплую ладонь, как кошка, - Тебе тоже нужно отдыхать, даже невзирая на то, какой ты у меня неутомимый терминатор... - он весело хмыкнул, а я улеглась щекой ему на на грудь и тихонько выдохнула, - Знаешь... я чувствую себя так странно... тело требует отдыха, но сознание абсолютно ясное и никак не хочет отключаться... Это... то самое пограничное состояние, когда очень хочешь спать, но... Уснуть никак не можешь...

- Почему, детка? Слишком много впечатлений для одного дня, да? - участливо поинтересовался Чонгук, зарываясь ладонью в мои волосы, мягко массируя затылок и запуская целые табуны приятных мурашек вниз по моей спине.

- Да, так и есть... Этот день... выдался таким насыщенным, что казался просто бесконечным... но мне очень понравилось наше сегодняшнее путешествие по райским балийским кущам, хоть вначале я и опасалась, что ты заведешь нас... непонятно куда.

Услышав это, Чонгук весело фыркнул, закатив глаза, и с беспечной улыбкой отозвался:

- Как завел - так и вывел бы, трусишка. Со мной ты нигде и никогда не пропадешь, не волнуйся.

- Я знаю, просто... - я сонно улыбнулась, но не смогла сдержаться, чтоб не подколоть этого зазнайку, и ехидненько протянула, - Совершенно не представляю, как ты плавал по морям с таким расхлябанным внутренним компасом.

После этого Чонгук засмеялся громче, прикрыв глаза ладонью, и уже из-под нее проворчал:

- Ну хватит уже надо мной насмехаться, Бэмбиай... вгоняешь своего престарелого мужа в краску почем зря... Никакого уважения к старшим! К тому же, мы ведь были не в море... неудивительно, что мой компас слегка... Сбоил...

- Слегка? - я выгнула бровь, смерив моего "престарелого" многозначительным взглядом, - Ты завел нас в настоящие непроходимые джунгли!

- Но ничего ведь страшного не случилось, правда? - Чонгук склонил голову к плечу и ласково погладил меня по щеке, заверив, - И не могло случиться, я бы этого не допустил. Ты ведь это знаешь, не так ли, котёночек?

В очередной раз признав, что спорить с таким упёртым бара... Человеком, как Чонгук - себе дороже, так как переспорить его было невозможно в принципе, я лишь вздохнула и, прижавшись щекой к его большой теплой ладони, с улыбкой шепнула:

- Знаю, любимый. Конечно, знаю. Я просто шучу... И, на самом деле, я готова идти за тобой хоть на край света, особенно если бонусами в пути будут обнимашки и поцелуйчики во всяких укромных закоулках... Вот за них я действительно готова продать душу... да и... лазить с тобой по хащам было довольно весело, хоть в некоторых местах нам явно не помешало бы мачете... - Чонгук негромко рассмеялся, а я дразняще протянула, - ...а в момент, когда они стали совсем уж непролазными, мне и вовсе показалось, что мы с тобой остались одни во всем мире... Словно... Адам и Ева.

Услышав это, нахальный брюнет лениво усмехнулся, закидывая руки за голову, и, поиграв своими нахальными бровями, заметил:

- Ну... для полного соответствия нам тогда нужно было бы раздеться...

- Вот же ж... А тебе лишь бы свернуть на кривую дорожку... - проворчала я, шутливо треснув ладонью по его крепкой груди, а этот бандит лишь снова приглушённо засмеялся, зажмурившись, как довольный кот, только что слопавший канарейку и теперь греющийся на солнышке с чувством выполненного долга.

Мой укоризненный многозначительный взгляд на этого дворового кошака совершенно не подействовал, и я сокрушенно вздохнула, покачав головой и понимая, что мне его ещё воспитывать и воспитывать, да и то, не факт, что это будет иметь успех...

Так и знала, что он непременно что-нибудь ляпнет в своей привычной пошляцкой манере, но это уже стало настолько частью его пирацкого обаяния, что я не могла всерьез сердиться на эту шкодливую балбесину, игриво помахивающую своим пушистым тигриным хвостом, и потому улеглась обратно на крепкую грудь, позволив его рукам вновь вплестись мне в волосы, и с мечтательной улыбкой добавила, вслушиваясь в размеренный убаюкивающий стук его сердца: - Но, если честно... Тирта Эмпул показался мне самым милым и уютным храмом из всех, где мы побывали. Там так... Спокойно и хорошо... И эти умиротворяющие звуки журчащих водопадов... Кажется, я начинаю понимать, почему балийцы настолько обожают свой остров, считая абсолютно все здесь священным, и так любят медитировать целыми днями... Я бы, пожалуй, тоже так хотела...

Чонгук какое-то время молчал, ласково перебирая мои волосы, а затем внезапно предложил:

- Тогда, может... Переберемся сюда насовсем?

- Что? - от неожиданности я даже вскинулась, хотя минуту назад уже почти засыпала, убаюканная ласковыми поглаживаниями по волосам, и подняла голову, чтобы взглянуть на него и понять, шутит он или нет, но, натолкнувшись на внимательный взгляд золотых тигриных глаз, поняла, что он был совершенно серьёзен, и его следующие слова это подтвердили.

- А почему бы и нет, малыш? - пользуясь тем, что вновь завладел моим вниманием, Чонгук подтянул меня поближе и, склонив голову к плечу и пристально глядя на меня из-под ресниц, с улыбкой шепнул, - Мы ведь уже жили здесь когда-то, и ты... совсем не хотела покидать это место, правда? Может даже... тоже так же часами медитировала, сидя у ручейка или водопада? А сегодня просто вспомнила ещё одну частичку нашего прошлого? Прошлого... которого я тебя лишил...

Его взгляд внезапно стал пустым и далёким, резко подернувшись серым туманом - таким же, каким когда-то давно отливали стальные глаза капитана "Черной жемчужины", и меня пробрало колючей дрожью, а сердце встревоженно трепыхнулось, как пойманная в силки птица, и я подалась к нему, обнимая его лицо ладонями и пытаясь поймать ускользающий от меня потускневший виноватый взгляд:

- Не говори так, родной...

Чонгук наконец снова вернул его к моим глазам и печально улыбнулся, покачав головой:

- Не говорить? Но это так, милая. Ты потеряла все, что было тебе дорого, из-за меня. И теперь я... Я всего лишь хочу... В этот раз сделать все... Правильно. Сделать тебя счастливой.

- Глупый... - наклонившись к нему, я прижалась к его лбу своим, дрожаще выдохнув, - Самой страшной потерей стала... твоя смерть... После нее... все перестало иметь значение... И в этой жизни... Я счастлива с тобой независимо от того, где мы находимся... И тебе не нужно ничего улучшать или исправлять, слышишь? Но... если ты всерьез говоришь о переезде, то... Это слишком серьёзный шаг, ведь... как же... Твоя практика и моя учеба? И... Гуки? - имя котенка слетело с моих губ само собой - вероятно, от потрясения - и Чонгук тихо засмеялся, сгребая меня в охапку и качая головой:

- Ну конечно, Гуки прежде всего, как я мог забыть?

Я в ответ укоризненно глянула на него, вздохнув, и он тут же посерьёзнел и, обняв меня за затылок, тихо выдохнул, неотрывно глядя мне в глаза:

- Ну а если серьезно, то просто... подумай об этом, милая. Я не предлагаю тебе все бросить прямо сейчас и переселиться в бунгало на берегу океана, но... Возможно... Когда-нибудь... В будущем? К примеру... На пенсии?

Услышав это, я поняла, что нам, к счастью, не грозит такой скоропалительный ( если не сказать скоропостижный) переезд, ведь, зная темпераментность и порывистость Чонгука, нисколько не сомневалась, что он вполне может это провернуть, и облегчённо выдохнула, рассмеявшись и снова уронив голову ему на грудь, а он, видимо, всерьез вдохновившись этой идеей, продолжил разглагольствовать о нашей будущей прекрасной пенсионерской жизни на райском острове, когда нам обоим будет далеко за шестьдесят, и, сомкнув руки у меня на талии, с улыбкой проворчал мне в шею:

- ...Ну почему ты смеёшься, Бэмбиай? Как по мне, это отличная идея! Только представь: ты, я и океан... Шум прибоя с утра до ночи... Шикарный вид с первой линии на рассветы и закаты... все, как ты любишь... А ещё непременно должны быть два кресла - качалки на веранде рядом с ходунками... Ну... И Гуки, конечно же.

- Ходунками? Ты думаешь, мы к тому времени станем аж настолько немощными, что нам понадобятся ходунки? Ну тогда нам действительно придется перейти исключительно на тантру, чтоб ничего себе не повредить в порыве страсти! - сквозь беззвучный смех, все ещё сотрясающий мои плечи от описанной им картины, с трудом выдохнула я. - И... Мне жаль тебя расстраивать, милый, но, боюсь, Гуки к тому времени уже с нами не будет...

-- Оу... - Чонгук ненадолго задумался, и даже его руки замерли в моих волосах (вероятно, от расстройства, так как к Гуки он привязался за эти годы даже сильнее меня), но затем вновь бодро выдал:

- Ну тогда... заведем нового Гуки и он тоже будет греть свои старческие косточки с нами на балийском песочке, что скажешь?

Но сказать я пока ничего не могла, все ещё пытаясь унять смех, бесконтрольно сотрясающий мое тело от всего того, что он уже успел нарисовать в нашем воображаемом будущем, и лишь спустя несколько минут, вдоволь насмеявшись, я приподнялась на руках, убрав волосы за уши, и, нависнув над терпеливо ожидающим ответа мужем, хитро улыбнулась, шепнув:

- Ты, конечно, тот ещё сказочник, но... Если в настолько отдаленной перспективе, то... это выглядит... очень даже ничего...

Поймав мой лукавый взгляд, Чонгук отзеркалил его своей улыбкой и, притянув меня назад к себе, удовлетворённо промурчал прямо в губы:

- Вот и хорошо. Значит, сразу после возвращения домой открою новый счет, назову его "пенсионерский" и начну откладывать деньги на наше прекрасное бунгало на берегу и безбедную старость...

Услышав о его грандиозных планах, я не выдержала и снова засмеялась, уронив голову ему на плечо и уже оттуда проворчав:

- Какая же ты всё-таки увлекающаяся личность, Чонгу... Похоже, у тебя появилась новая идея фикс, да? Но, надеюсь, из-за нее ты не поселишься на работе окончательно и по возвращении домой я не забуду, как ты выглядишь?

Чонгук весело хмыкнул, по-хозяйски сгреб меня в охапку и звонко чмокнул в макушку, а затем снова позволил с комфортом распластаться на нем и с улыбкой проворковал:

- Ну что ты, милая... Ты у меня всегда будешь в приоритете. Но если я вдруг начну увлекаться слишком сильно, не бойся мне об этом сказать, хорошо? Не хочу, чтобы ты снова ходила вокруг меня на цыпочках, боясь доходчиво объяснить мне, какой я ужасный муж из-за того, что по трое суток ночую на работе... Прости, малыш, мне до сих пор за это безумно стыдно... - Чонгук сокрушенно вздохнул, а я хихикнула, потеревшись щекой об его широкую грудь, а затем подползла по ней повыше и, обняв его лицо ладонями, тихо шепнула:

- Ну вот почему ты такой?..

- Какой, детка? Балбес, да? - с ласковой улыбкой шепнул он, уже привыкнув к моим незавидным характеристикам его нахальной персоны, но я покачала головой, зачарованно глядя на него и нежно поглаживая по точеным бархатным скулам, все ещё временами до конца не веря, что это сокровище мое целиком и полностью:

- Нет, ты... Ты... Просто невероятный... Великодушный, щедрый, добрый... Просто... Золотой... Мой золотой, нежный, любимый мальчик...

Одна мысль о том, что он хотел переехать на Бали ради меня, чтобы исправить то, что произошло в прошлом, заставила слезы собраться на ресницах, и, чтобы скрыть их, я сама притянула его к себе, уткнувшись лицом в его теплую шею, и с нескрываемой жадностью собственницы обвила его всеми конечностями, как коала - любимый эвкалипт.

- Эй, Бэмби... Только не вздумай там плакать из-за такого... золотого балбеса, как я... - ласково проворковал он, тихонько усмехаясь и поглаживая меня вдоль спины, и где-то на краю сознания его слова всколыхнули серый туман, прячущий под собой давние воспоминания, показавшись мне до боли знакомыми, ведь и капитан Чон говорил своей русалке что-то подобное...

Ну почему, почему он так себя принижает?

Почему не видит, что он просто... Драгоценный?..

Самый лучший на свете...

- Не говори так... Балбесом называть тебя могу только я, понял?.. Так что лучше вообще... Не говори, - смущенно пробурчала я, - А то вечно как ляпнешь что-нибудь - так хоть стой, хоть падай.

- Тогда займи мои губы более приятными делами, малышка... и у меня будет стоять, а ты будешь падать... Сразу под меня, идёт? - тут же предложил этот коварный пират, выгнув нахальную соболиную бровь и мгновенно повернув все в свою сторону, и я тихонько фыркнула, со смехом закатив глаза, но затем все же притянула его к себе за затылок, жадно прижимаясь к дерзким улыбающимся губам, таки добившимся своего.

Ну, собственно... Кто бы сомневался...

В памяти всплыл тот наш давний разговор на кухне, когда нахальный брюнет с железобетонной уверенностью заявил мне, что сделает меня своей, даже не рассматривая никаких других вариантов ни для себя, ни для меня.

"...Ты всегда получаешь то, что хочешь?"

"Всегда, Бэмби."

Это прозвучало так возмутительно спокойно и самоуверенно, что тут же вызвало во мне бурный протест, ведь он уже тогда все решил за меня, не оставляя мне никакого выбора, кроме своего излюбленного "да или да", но... вот... Получил же. Получил и расписался. Своими ласковыми поцелуями на моем сердце... Оставил неизгладимый след, навсегда присвоив себе...

А Чонгук только этого и ждал, тут же довольно замурчав и прижимая меня к себе так крепко, что между нами не осталось даже воздуха. Но я не возражала... Совсем. Ведь целовать его сейчас казалось намного важнее, чем дышать, и я всецело отдалась этому безумно приятному занятию.

Не отрываясь от моих губ и отвечая мне с такой же пылкостью и самоотдачей, Чонгук лишь приподнялся, обнимая меня за талию и побуждая забраться к нему на колени, собственнически прижимая к себе и проходясь широкими ладонями от плеч до самых бедер, а затем зарылся пальцами в волосы у меня на затылке, постепенно перетекая топкими, тягучими, ласковыми поцелуями на мой подбородок и шею, и, когда мое дыхание окончательно сбилось, я прижалась к его горячему лбу своим, обнимая любимое лицо, и прошелестела, все ещё дрожа от волн сладостной дрожи, разбуженной его горячими губами:

- Родной мой... неужели мы действительно вернемся сюда насовсем? Ты правда сделаешь это... ради меня?

Оставив на моих губах ещё один ласковый поцелуй, он погладил мои скулы большими пальцами, глядя мне прямо в душу своими завораживающими золотыми безднами, и шепнул на выдохе:

- Я сделаю ради тебя все, что угодно, любимая...

- Чонгук... - не найдя больше слов, я просто уткнулась ему в шею, обнимая его изо всех сил, и уже оттуда прошелестела на грани слышимости, - Я никогда не смогу передать, как много ты для меня значишь... Ты моя нежная темная ночь... моя... прекрасная бархатная тьма... Неотъемлемая часть моей души... А то, что произошло сегодня в Тирта Эмпул... У меня до сих пор мурашки от воспоминаний о том, что ты говорил мне в источнике... Твои слова... они звучали, словно настоящие магические клятвы и мне... Мне казалось, что... сама моя душа резонировала с ними, отзываясь и принимая, как непреложную истину... Я даже не могу описать все то, что чувствовала, слушая тебя, но... это было непередаваемо прекрасно... И... Каждый раз, когда я думаю, что любить тебя сильнее уже невозможно...

Я подняла голову, чтобы заглянуть в любимые ласковые глаза напротив, тут же смутившись под тем пронзительным и понимающим взглядом, которым он на меня смотрел, и Чонгук мягко улыбнулся, погладив меня по щеке и без слов побуждая продолжить, хоть это и далось мне с большим трудом из-за перехвативших горло чувств.

- ...Ты снова и снова убеждаешь меня в обратном... - зажмурившись, выдохнула я, чувствуя, как глаза жжёт морской солью, пока подушечки его пальцев невесомо очерчивают контур моего лица, успокаивающе поглаживая.

- И буду делать это всегда... пока ветер над морем не стихнет... Никогда не сомневайся в этом, любимая, - тихо-тихо выдохнул Чонгук мне в губы, как величайшую тайну, предназначенную лишь для меня, а затем невыносимо ласково позвал, - Иди ко мне, - но первым потянулся ко мне, обнимая за затылок и накрывая мои губы долгим трепетным поцелуем, словно скрепляя им и эту клятву...

...И снова бесконечные ласковые поцелуи перетекали друг в друга, заменяя мне кислород, и я могла бы провести так всю оставшуюся вечность, не отрываясь от любимых бархатных губ...

- Видишь, в кого ты меня превратил? - со вздохом пожаловалась я, вытирая мокрые ресницы тыльной стороной ладони, когда он снова позволил мне дышать. Морская соль все же выступила на них, смущая меня ещё больше и оттого побуждая жаловаться виновнику этого всего ещё активнее, - Я стала самой настоящей розово-ванильной размазней из-за того, как сильно ты меня разбаловал своей любовью... Плачу почти каждый день...

- Но я ведь обещал растопить твое холодное сердце, русалочка. - с улыбкой отозвался Чонгук, поглаживая меня по спине и вовсе не спеша спускать со своих бедер, - И сдержал свое обещание... А слезы - это просто талая вода той ледяной брони вокруг него, которую я заставил исчезнуть своим теплом и нежностью... Их не стоит стесняться, любимая... но, похоже, я был прав, и здешний воздух действительно слишком сильно на тебя повлиял...

Я рвано вздохнула, утыкаясь мокрым носом в его теплую шею и от души елозя по ней, чтоб знал, как меня дразнить.

- Не думаю, что дело только в воздухе... Я всегда была чересчур сентиментальной... и... Я... Я наверное, уже достала тебя этим вопросом, но... возможно, ты... Ты тоже почувствовал что-то... Особенное, пока мы стояли в священных водах?.. - шепнула я, внезапно осознав, что мне было жизненно важно услышать положительный ответ.

Чонгук какое-то время молчал, неторопливо поглаживая меня по спине и, видимо, пытаясь вспомнить и проанализировать свои ощущения, но затем, сдавшись, с немного виноватой улыбкой выдохнул:

- Не знаю, малыш. Возможно... Но я просто... говорил то, что чувствовал, и мои слова шли из самого сердца, потому и отозвались в твоём. И, как бы то ни было, я уверен, что здешние боги благоволят к нам, раз завели так далеко по этому пути... Аж в самые... Непролазные хащи, - добавил он со шкодной пирацкой улыбочкой, а я тихонько хихикнула, шлепнув его по плечу, но затем вздохнула и снова обняла, приклеившись к нему всем телом и только уже по привычке пробурчав:

- Ну вот почему ты такой...

- Золотой, да? - тут же со смешком поинтересовался он.

- Платиновый! - я тихонько фыркнула, но тоже засмеялась, чувствуя, как с каждым вдохом становится легче дышать, словно Чонгук снял с моих плеч всю тяжесть бесконечных переживаний, переложив их на свои - широкие и сильные, и позволив, наконец, вдохнуть полной грудью. И, сделав этот - такой необходимый глубокий успокаивающий вдох, маленькая коала наконец отлепилась от могучего эвкалипта, с улыбкой шепнув: - Золото - бриллиантово - платиновый балбес с алмазным напылением, вот!

- Боже, какая потрясающая характеристика! Это, пожалуй, самый шикарный комплимент, который я от тебя получал за все годы нашего брака, - Чонгук приглушённо рассмеялся, снова сгребая меня в охапку и не позволяя слезть с него окончательно, а затем, погладив меня по щеке и неотрывно глядя в глаза, серьезно произнес: - Не волнуйся больше ни о чем, хорошо? Все уже позади, Бэмби. А мы уже на финишной прямой, ведь можем ехать в храм Улувату хоть завтра. Вот только... очень надеюсь, что настоятель не забыл, кто мы такие, за то время, что мы лазали по горам и купались в источниках, и нам не придется заново с ним знакомиться и объяснять, зачем мы к нему явились... Всё-таки, ему уже много лет, а склероз беспощадно косит даже ряды тех, кто моложе его где-то на полвека...

Услышав это, я ощутила, как все оставшееся напряжение, наконец отпускает мое тело, и тихо засмеялась, уткнувшись лбом ему в ключицы, а Чонгук вплелся пальцами в мои волосы, тоже тихонько хихикая и поглаживая меня по затылку, отчего мои глаза всегда закатывались уже совсем по другой причине - от удовольствия, и спустя всего несколько мгновений я уже готова была растечься по нему влюбленной розовой лужицей и замурчать, как кошка, но, осененная внезапной мыслью, резко вскинула голову, тут же натолкнувшись на его внимательный взгляд.

- Что такое, милая? - встревоженно шепнул Чонгук, вглядываясь в мои глаза и наверняка готовясь снова меня успокаивать, но я лукаво улыбнулась и шепнула, склонив голову к плечу:

- Выходит... Завтра... Может состояться... наша свадьба?

- Да, Бэмби, - убедившись, что меня не одолели очередные нелепые страхи, и его успокоительные таланты пока не требуются, Чонгук расслабленно улыбнулся, влюбленно глядя на меня из-под ресниц, и я мимолётно подумала, что он сейчас выглядел точь в точь как большой сонный кот - казалось, только дотронься - и утонешь в тепле и мурчании.

- Ох... Так скоро, - я прикусила губы и, поняв, что сейчас меня снова унесет в тревожные дали, Чонгук обнял мое лицо ладонями, тихо шепнув:

- В чем дело, детка? Это... слишком скоро? Ты не готова?

- Готова, но я...

- Боишься?

Я виновато отвела взгляд и сокрушенно вздохнула, начиная злиться сама на себя.

Ну что за перепуганный олень, в самом деле!

Но у Чонгука терпение было поистине ангельским, когда дело касалось всяких глупых оленей, и он лишь тихонько вздохнул, снова притягивая меня к себе и укладывая на свою широкую теплую грудь.

- Ну что мне с тобой делать, пугливый оленёнок? - ласково шепнул он, начиная снова гладить меня по спине и волосам. - Применять интенсивную терапию, раз обычная уже не действует?

- Прости... Я знаю, что тебе уже надоело меня успокаивать, - я снова вздохнула, вслушиваясь в размеренный стук любимого сердца, а Чонгук погладил меня по затылку, с улыбкой выдохнув:

- Ну что ты... не извиняйся, маленькая. И пока просто не думай об этом, хорошо?.. Главные испытания мы уже прошли, так что сможем поехать в храм в любой день, тогда, когда ты сама решишь, что готова, договорились?

- Договорились, родной, - я счастливо вздохнула и уткнулась лбом ему в солнечное сплетение, чувствуя, как его нежные пальцы снова блуждают в моих волосах, и добавила едва слышно, - Всё-таки... я тебя не заслуживаю...

- Это что ещё за глупости, м? Чтобы я такого больше не слышал, иначе отшлепаю, поняла? - он грозно сдвинул брови, строго глядя на меня, и я тихонько хихикнула оттого, насколько комично это выглядело, но все же кивнула, восприняв его угрозу вполне серьезно.

- Вот и умница, - Чонгук мягко коснулся губами моего лба, удовлетворённый моей смиренностью, и снова вернулся в расслабленно-сонное состояние, из которого я его выдернула своими глупыми разговорами, с улыбкой шепнув, - И давай пока закроем эту тему, хорошо? Лучше скажи мне... Душ был достаточно горячим?

- Вот это я понимаю, смена темы... С чего вдруг такие вопросы? - теперь пришла моя очередь удивлённо хлопать ресницами, а Чонгук подался ко мне, легонько чмокнув меня в нос, и выдал на полном серьезе:

- С того, что тебе ну никак нельзя простужаться перед самым важным событием в нашей жизни, Бэмбиай. Ты и так из-за него вся на нервах, а если ещё и заболеешь, то вообще... пиши пропало.

- Ну воооот... Ты снова звучишь, как заботливая мамочка, - закатив глаза с тихим фырком, усмехнулась я.

Он выгнул бровь.

- А ты хочешь, чтобы был папочкой? Я могу, ты же знаешь.

Я уже хотела снова фыркнуть и снова закатить глаза на этого неисправимого хулигана, но хулиган застал меня врасплох.

Внезапно перевернув меня на спину, он снова потянулся ко мне с явным намерением поцеловать и продемонстрировать, какой он папочка, но я засмеялась, уворачиваясь от его наглых губешек, а затем, осененная внезапной мыслью, замерла и, прижав к ним ладонь, испуганно уставилась на него, выдохнув:

- Нет, не можешь!

Это прозвучало для него, как вызов, который он, разумеется, тут же принял и включился в нашу любимую игру, заключая меня в ловушку крепких объятий и угрожающе нависая надо мной.

- Думаешь? - Чонгук вызывающе выгнул бровь, а затем и вовсе навалился на меня всем телом, показывая наглядно, что он думает иначе, пока я со смехом упрямо пыталась извернуться и выползти из-под него.

- Эй... Ну чего ты, малыш? - наконец жалобно протянул он, устав от моей возни под ним, - Ты ведь сказала, что не можешь уснуть... А у меня есть прекрасное снотворное... Но его надо принимать исключительно интравагинально... Зато потом будешь спать сном младенца и никакие кошмары не приснятся...

- Господи, что это за новый метод соблазнения? - ещё громче засмеялась я, все ещё уворачиваясь от его непрекращающихся настойчивых попыток завладеть моими губами, - Или это... уже профдеформация вас настигла в столь непочтенном возрасте, а, доктор Чон?

Доктор Чон ненадолго застыл, словно всерьез об этом задумавшись и давая мне ложную надежду, что я смогу выбраться из его мягких лап, но затем вновь обрушил на меня всю мощь своих колдовских чар, прижимаясь ко мне всем телом и жарко выдыхая куда-то в шею вперемешку с тягуче-томными поцелуями:

- Профдеформация тут совершенно не при чем, Бэмбиай... я просто... - новый поцелуй заставил его ненадолго замолчать, а затем бархатно-нежное воркование снова коснулось моего слуха, запуская волну сладких мурашек вниз по позвоночнику, - Безумно хочу тебя... Иди ко мне, сладкая, ну же... Иди к папочке... - его губы за невозможностью накрыть мои, накрыли мою шею, целуя каждый доступный им миллиметр, и этот коварный искуситель продолжил околдовывать меня хриплым соблазнительным полушепотом, от которого мои колени всегда дрожали и подкашивались, а потом и вовсе расходились в стороны сами собой, склоняя к сладкому греху, и с каждой минутой сопротивляться ему становилось все сложнее, ведь с его губ лился настоящий мед вместе с такими же сладостно тягучими поцелуями, сыпавшимися на мою шею, плечи и ключицы практически без остановки.

- Чонгу... Прекрати безобразничать... - теперь уже жалобно протянула я, умоляя о пощаде, но он остался глух к моим мольбам, продолжая напирать, а точнее, искушать и околдовывать руками, губами и голосом, мурлыча мне куда-то в уже итак всю исцелованную им шею:

- Разве я безобразничаю, малышка? Я всего лишь хочу помочь тебе справиться с бессонницей... Ты ведь знаешь, что эндорфины - прекрасное снотворное и после оргазма всегда хорошо спится...

- Чонгук... - почти простонала я, ощутив очередной ласковый, но настойчивый поцелуй в шею, - ты... играешь нечестно. Так... Нельзя.

- Разве? Кто сказал? - даже не отрываясь от моей шеи, промурчал он, по-моему, вообще не заинтересованный в ответе.

- Великий... Будда, - выдала я в качестве последнего аргумента, ни на что особо не надеясь, ведь когда Чонгук включался в наши постельные игры, останавливать его было бесполезно, как скорый поезд на полном ходу, но упоминание великого Будды сработало на него, как то самое пресловутое стоп - слово, и он, наконец, замер, разочарованно застонав, а потом тихо засмеялся, уткнувшись мне в плечо, и, чмокнув в него напоследок, вскинул голову и впился в меня укоризненным взглядом, проворчав:

- Вижу, ты просто жаждешь всё-таки быть отшлепанной. Вот обязательно было снова упоминать этого левого чувака, м? Он совершенно лишний в нашей постели, Бэмби. Прекращай, иначе я всерьез начну ревновать тебя, я не шучу! Ещё не хватало, чтоб мою жену увели у меня из-под носа прямо во время медового месяца...

Он выдал это все с таким серьезным и скорбным видом, что, с трудом дослушав до конца эту полную праведного негодования тираду, я всё-таки не выдержала и засмеялась, закрыв лицо руками и чувствуя себя даже немножко виноватой из-за того, что обломала ему мое собственное соблазнение, над которым он так старался.

- Эй... ну что смешного, хулиганка? Так нравится меня дразнить, да? - ткнувшись носом мне в ладони, пробурчало мое хмурое счастье, и, все ещё посмеиваясь, я обняла его за шею и притянула к себе, укоризненно глядя на него снизу вверх:

- Какой же ты всё-таки беспринципный богохульник, Чонгу... это же... просто кошмар... Ничего нет святого...

- Как же нет, любимая? Просто мое единственное божество - это ты... и я готов вечность стоять перед тобой на коленях, вымаливая твою благосклонность. Боготворить тебя ночи напролет... поклоняться каждому миллиметру твоего совершенного тела... Я люблю тебя так сильно, родная. Я с ума по тебе схожу... Хочу тебя, моя девочка... Безумно хочу... каждую ночь... Каждый день... каждую минуту... Ну же, сладкая... иди. ко. мне... - снова нависая надо мной, бархатно промурлыкал он, а затем вжал колено между моими ногами, оставляя очередной смазанный влажный поцелуй под ухом и мягко сжимая грудь большой горячей ладонью, заставив меня выгнуться и задрожать, тут же откликаясь на эту чувственную ласку.

Все вместе это было так невыносимо сладко, что сдаться ему и его желаниям хотелось просто нестерпимо, и я уже... почти сдалась, но полностью утонуть в неге мне не дали снова так не вовремя ворвавшиеся в стремительно затуманивающееся сознание мысли, которые я тут же поспешила озвучить, пока у меня ещё была возможность говорить.

- Чонгу... - прижав руки к его плечам, заполошно прошелестела я, уже ощущая его горячие губы на ключицах и груди.

- Что, малыш?.. - не отрываясь от их выцеловывания, жарко выдохнул он, прижимаясь ко мне всем телом, и я ощутила, как его твердеющий все больше член упёрся мне в бедро. Пульс ускорился, дыхание совсем сбилось и думать стало практически невозможно, но я не могла перестать переживать о том, что:

- А вдруг нам... нельзя?..

- Чего... нельзя?.. - от неожиданности он замер, часто, неглубоко дыша от стремительно разгорающегося внутри возбуждения и попыток взять его под контроль из-за моих постоянных попыток его остановить, а затем поднял голову и впился в меня требовательным, пронизывающим насквозь, потемневшим почти до полной черноты взглядом, под которым я смогла лишь невнятно проблеять:

- ...заниматься... любовью...

Чонгук несколько мгновений смотрел на меня, и мне казалось, что дальше он слушать не станет и просто заткнет меня требовательными губами и овладеет, больше не церемонясь, но, когда первый шок от моих слов схлынул, он уронил голову мне на плечо, сотрясаясь от беззвучного смеха, и уже оттуда поинтересовался:

- Господи... Это ещё почему, Бэмби?

Я прикусила губы, чувствуя себя крайне глупо, но раз начала нести эту околесицу, то надо было заканчивать, хоть под его пристальным взглядом, в котором уже полыхал темный огонь, это было крайне проблематично.

- Ну... - я сглотнула, - Мы ведь... только получили благословение на духовный брак и очистились в святых водах, и что если... если этим мы все... испортим?

Под конец мой голос совсем затих, так как я правда этого испугалась, признав вслух такую перспективу, и, увидев этот страх в моих широко распахнутых глазах оленя, застывшего в свете фар, Чонгук всё-таки смягчился и даже не стал смеяться над очередной ахинеей, которая пришла в мою бедную голову.

- Испортим нашу любовь... сексом? -

нависнув сверху и ласково погладив меня по щеке, с дразнящей улыбкой уточнил он, и когда я кивнула, его улыбка перешла в приглушённый смех, - Ну ты даешь... Это все равно, что кашу испортить маслом. Это в принципе невозможно, глупышка.

Но, увидев, что я не разделяю его веселья, а по-прежнему смотрю на него, кусая губы, наклонился ко мне, внимательно всматриваясь в мои глаза, и уже серьезно спросил:

- Неужели ты всерьез об этом волнуешься, маленькая?

Я кивнула, беспомощно глядя на него и виновато кусая губы, но, озвучив этот страх, больше не могла избавиться от него, пусть и понимала, что он был совсем глупым.

Чонгук тяжело вздохнул, но все же отстранился, перестав так рьяно напирать на меня своей, кхм... харизмой, и, обняв мое лицо ладонями, прижался к моему лбу своим и ласково шепнул:

- Знаешь... Не думаю, что любовь может что-то испортить, но... будь по твоему. Твой покой для меня важнее всего и я не хочу, чтобы ты переживала даже из-за такой ерунды.

Я облегчённо выдохнула, тем не менее чувствуя себя ещё более виноватой, чем до этого, и в очередной раз поражаясь его доброте и чуткости, и потянулась к нему, уткнувшись ему в шею и выдохнув в нее:

- Спасибо тебе, родной...

Нет, я всё-таки действительно жуткий паникер.

Олень - паникер, которому давно уже пора пройти самую что ни на есть интенсивную терапию по вправлению мозгов.

Но Чонгук, похоже, уже привык и не сердился, даже когда такие мои оленьи закидоны обламывали ему весь кайф, а такое ведь случалось не один раз...

- Не за что, глупышка, - проворковал он, целуя меня в плечо, а затем

звонко чмокнул в нос, заставив засмеяться, и со стоном упал рядом на спину, демонстрируя полную готовность ко сну. Но, спустя несколько секунд, оторвав голову от подушки и глядя на меня из-под томно приопущенных ресниц, вкрадчиво мурлыкнул: - Но если вдруг передумаешь... Просто дай мне знать. Я всегда к твоим услугам, в любое время дня и ночи...

- Спи уже, Казанова! - я со смехом запустила в его наглую мордуленцию подушкой, но он с лёгкостью поймал ее и закинул себе за голову, а затем сграбастал меня своими загребущими тигриными лапами, практически полностью перетянув на себя, и я снова с комфортом устроилась сверху, обнимая его всеми конечностями, и выдохнула:

- Я очень тебя люблю, родной. Ты настолько понимающий заботливый и добрый, что... я иногда не верю, что ты... настоящий...

- Глупышка моя маленькая, - ласково проворковал он, тихонько усмехнувшись.

Его большие горячие ладони оплели мою талию так властно, но в то же время так мягко и ненавязчиво, что им тут же захотелось подчиниться, распластавшись по нему влюбленной тряпочкой, что я и сделала, лишь сонно поинтересовавшись:

- Эй... ну почему я все время глупышка?

Он усмехнулся, проходясь широкими ладонями вдоль моей спины, и шепнул на ухо, дразняще задевая мочку горячими губами:

- Ну, во-первых, потому, что ты слишком хорошо обо мне думаешь... так как я... едва сдерживаюсь, чтобы не подмять тебя под себя и не овладеть тобой самым... грязным... способом... несмотря на твои протесты, а во-вторых...

Он тихо засмеялся, когда я ахнула в притворном ужасе, а затем вернул на место мою отпавшую от возмущения челюсть, погладив под подбородком кончиками пальцев, и добавил уже серьезно, с неизбывной нежностью глядя мне в самую душу:

- Когда любишь, покой и счастье любимого человека становятся важнее собственных хотелок, важнее всего на свете, а я... безумно тебя люблю, маленькая. Больше...

- ...жизни. - как зачарованная, выдохнула я одновременно с ним, вызвав ласковую улыбку на любимых губах.

- Намного больше, оленёнок. И знай, если бы на твоём месте в том последнем сне был я... я бы, не задумываясь, сделал то же, что сделала ты. Я бы не смог... жить дальше без тебя.

- Прошу, не говори так... - я вздрогнула, рвано выдохнув, и прикрыла глаза, а он прижал меня к себе, укладывая на подушки, и склонился надо мной, шепнув:

- Я просто хочу, чтобы ты знала.

- Я знаю, любимый. Я знаю, - заверила я его, чувствуя, как слезы вновь жгут глаза.

- Умница моя, - с ласковой улыбкой шепнул Чонгук, как нашу личную мантру, а затем притянул меня к себе, целуя в лоб, и нежно - нежно погладил по щеке.

Я повернула голову, прижавшись щекой к его ладони, и зажмурилась, пряча глаза и сверкнувшие в них слезы, а затем уткнулась губами в эту большую ласковую ладонь, желая лишь одного - чтобы я всегда могла спрятаться в ней и вверить себя заботе этих бесконечно любящих рук. Чонгук словно создал для нас наш собственный мир, окутав меня со всех сторон своим теплом, запахом и нежностью, и я очнулась лишь тогда, когда откуда-то сверху раздалось тигриное, бархатно- урчащее ворчание:

- Ну хоть поцеловать себя на ночь ты мне позволишь? Чтобы кошмары больше не снились?

Я распахнула глаза, натолкнувшись на искрящийся весельем озорной взгляд, и притянула его к себе, пробурчав со смехом:

- Иди сюда, кошак ты похотливый. Я сама тебя зацелую до беспамятства, а то спать ты мне сегодня не дашь!

"Кошак похотливый" довольно замурчал, подставляясь под мои губы, и я надолго потеряла себя в его нежности, в тепле его рук и тихих признаниях, что слетали с его губ между поцелуями. А затем меня вновь подоткнули под большую теплую лапу, шепнув в волосы:

- А теперь спи, любимая. Никаких кошмаров больше не будет, я обещаю.

- Даже не знаю, какое это обещание уже по счету, но... Ловлю на слове, родной.

- Уже давно поймала... Спи...

© Luna Mar,
книга «Моя умница ».
Коментарі