Я проснулась ещё до рассвета в коконе из длинных рук и ног, чей хозяин тихо посапывал мне в затылок, закинув на меня ногу и обнимая за талию откровенно собственническим жестом.

Я сонно улыбнулась, снова подумав о том, как идеально мы подходили друг другу - словно недостающие кусочки пазла. Мои плечи - к его нежным рукам, его губы - только к моим губам… Его сердцебиение — к ритму моего…

Моё разнеженное долгой страстной ночью тело было похоже на тёплое желе и все ещё приятно ныло в таких местах, о которых не принято упоминать в приличном обществе, и, качественно оттраханная, полностью довольная жизнью, выспавшаяся и отдохнувшая, я широко зевнула, выгнувшись и потянувшись, как кошка, и собиралась уже замурчать от удовольствия, но тут мне в бедро сзади уперлось что-то твёрдое и бархатно-горячее, и я поняла, что поспать мне больше не даст ТО САМОЕ, что встало даже раньше своего хозяина. Тихонько захихикав, я поерзала, пытаясь устроиться поудобнее, но из-за этой твердой дубины, нагло тычущейся мне в ягодицы и явно пытавшейся снова под шумок пробраться внутрь моего тела, это было не так-то просто сделать. К тому же, растревоженный моей возней Чонгук тоже начал просыпаться, что-то недовольно ворча сквозь сон, а затем прижал меня к себе ещё крепче, не давая выпутаться из его жадных лап, и я с тихим смехом уткнулась в подушку, признав, что побег не удался. А когда его тёплые пальцы нежно провели по моему животу, слегка погладив, вырываться и вовсе расхотелось, и я таки довольно замурчала, прижавшись к нему всем телом и начиная потихоньку плавиться от обволакивающего меня со всех сторон жара его обнаженной кожи.

Чонгук тихо выдохнул нечто на грани стона мне в затылок, и я ощутила, как тяжело поднялась и опустилась его грудь, и замерла, ощущая каждый миллиметр его совершенного спортивного тела, так тесно прижатого к моему. Он словно гипнотизировал меня, ввергая в транс одним своим присутствием, дыханием и близостью, и совершенно без усилий утягивал за собой на манящую тёмную глубину, где были только он и я - и больше ничего не существовало, ничего не имело значения.

Вот и сейчас хватило всего полминуты, чтобы мое дыхание сбилось и начало учащаться, а в голову бурным потоком хлынули картинки крайне непристойного содержания и воспоминания о проведенной в его жарких объятиях ночи, но я решила, что этого ночного секс-марафона было более чем достаточно, и снова попыталась отодвинуться, аккуратно выпутываясь из его рук.

Глупая Бэмби.

Ничему тебя жизнь не учит. А пора бы уже усвоить, что тигры никогда не отпускают своих жертв. Они играют с ними, до поры не выпуская когти и даже давая иллюзию безопасности, но, поймав, на свободу больше не отпустят.

И потому, верный своей тигриной сущности Чонгук никуда меня не собирался отпускать даже во сне и, разумеется, мое желание выползти из-под него вызвало самый оживленный протест, заставив любимого мужа практически проснуться, а его руки сомкнулись вокруг меня стальным капканом, когда мне в шею жарко выдохнули вкрадчиво хриплое:

— Куда ты собралась, Бэмби? Останься... Останься со мной...

И, услышав его тихий, хриплый после сна голос - такой бархатно-тяжелый и глубокий, я тут же сдалась и позволила ему снова притянуть меня к себе так, как ему было удобно. А это означало, что он буквально вжал меня в себя, удовлетворённо мурлыкнув, и лишь после этого его дыхание снова выровнялось и стало спокойным.

Да и чего было вырываться?

Чонгук был такой большой и тёплый, обнимал так крепко и так приятно пах, что не было в мире другого места, где я хотела бы находиться.

Спустя какое-то время его пальцы снова принялись неторопливо блуждать по моему животу и рёбрам, изредка поднимаясь к груди, и я сладко вздохнула и прикрыла глаза, позволяя ему играться и ловя кайф от этих невесомо нежных прикосновений. Сладостный дурман неги снова начал потихоньку заволакивать мое сознание, и я позволила ему освободить мою голову ото всех, таких ненужных сейчас, мыслей, и весь мой мир сосредоточился на кончиках его чутких пальцев, лениво и неспешно ласкавших мою обнажённую кожу.

Тёплая тяжесть его руки прижимала меня к постели, даря ни с чем не сравнимое чувство защищённости, а жар сильного тела проникал, казалось, в каждую клеточку, сбивая моё, и без того неровное, дыхание. Оно то замирало, грозя и вовсе исчезнуть, то срывалось с губ короткими частыми вздохами.

И, раз уж свободы мне не дали, я решила немного похулиганить и снова прижалась бёдрами к его отвердевшему паху, сорвав с любимых губ глухой стон. Чонгук заворочался, что-то промурлыкав мне в затылок, и прижался ко мне лишь сильнее, вызвав всплеск огненного жара глубоко внутри моего тела от ощущения прижатого ко мне вплотную каменно горячего члена и заставив застонать уже меня.

Вот же ж... Бесстыдник бессовестный!

Разве можно так откровенно меня домогаться прямо с утра пораньше и демонстрировать полное отсутствие морали и воспитания?

Зато неприкрытое, обжигающее, откровенное желание присутствовало в полном объеме...

И я с предельной ясностью осознала, что эта твердая горячая штуковина точно не даст мне покоя, пока я ее не приласкаю.

Я тихонько усмехнулась себе под нос и, просунув руку между нашими телами, мягко сжала наглую штуковину, продолжая свое хулиганство. Ответом мне снова стал глухой мурлычащий стон, выдохнутый жарким дыханием мне в шею, и меня мгновенно окатило горячей волной с головы до ног, во рту пересохло, а внизу живота все вспыхнуло и приятно потянуло, когда Чонгук приподнял бедра, подавшись навстречу моей руке и прижимаясь ко мне ещё теснее.

Оставив на моем плече смазанный влажный поцелуй, он уткнулся мне в затылок, часто, неглубоко дыша и покорно отдавая всю власть в мои руки, и, прикусив губы, я стала неспешно водить по всей длине его твердого бархатного ствола, откровенно наслаждаясь ощущениями и чувствуя, как он ещё больше твердеет и увеличивается под моими пальцами, а дыхание Чонгука становится совсем неровным, отчего и мое сбилось окончательно.

Он вновь подался бёдрами мне навстречу, заставляя крепче сжать его член, и хрипло застонал мне в шею, выражая полное одобрение всему происходящему, а я шумно выдохнула, распаляясь все больше от каждого его нового стона - такого невыносимо сладкого, покорного и до краев наполненного обжигающе-пьянящим наслаждением, которое он даже не пытался скрыть.

Меня всегда завораживало то, каким открытым и откровенным он становился в постели.

Каким... беззащитным. И в этом не было ни грамма пошлости, наоборот, это... Обезоруживало, раскрепощало и придавало так часто недостающей мне смелости, чтобы точно так же открыться ему и признать, принять свои собственные желания, так же свободно, как это делал он.

Чонгук уже дрожал, прижимаясь ко мне всем телом, и тяжело дышал мне в затылок, пытаясь справиться с возбуждением, и меня саму уже начало лихорадить от желания, а с губ слетел тихий сладкий стон, когда я ощутила прикосновение его горячих губ к шее. И, конечно же, мистер хулиган и не думал на этом останавливаться, с упоением принявшись покрывать влажными обжигающими поцелуями каждый доступный ему миллиметр моей кожи.

Его руки тоже нашли себе занятие, лениво блуждая по моему телу, ласково поглаживая и поднимаясь все выше - туда, где ждала его прикосновений налившаяся тяжестью грудь. Он едва прикасался к ней, дразня и лаская лишь кончиками пальцев, а я уже задыхалась от всего того, что он заставлял меня чувствовать, от тепла его губ на моей шее и ласковых рук, неторопливо, но в то же время жадно исследовавших доступную ему территорию.

Его ладонь сжала мою грудь сильнее, вминая и оттягивая затвердевший сосок, и желание ощутить на ней его губы, сейчас занятые выцеловыванием моей шеи и плеч, стало практически невыносимым. Я уже хотела развернуться и попросить его сделать именно это, но у Чонгука были другие планы.

Его горячая ладонь ещё раз с собственнической жадностью смяла налитые полусферы, заставив меня прикусить губы и, не сдержавшись, просяще заскулить, а затем медленно поползла ниже, пока его пальцы не оказались между моими бедрами, безошибочно находя нужную точку и начиная дразняще нежно поглаживать.

Я почти задохнулась, неосознанно усиливая хватку на его горячем пульсирующем члене, и развела ноги шире, позволяя ему скользнуть ниже и в полной мере ощутить, какой влажной я уже была для него. Но сдаться вот так сразу было бы слишком для его - и так непомерного - эго, и потому я продолжала неторопливо и так же дразняще скользить по члену мужа ладонью, заставляя его рвано и нетерпеливо выдыхать мне в шею, обжигая кожу жадными смазанными поцелуями.

Я хотела помучить его как следует и, если повезёт, даже заставить умолять позволить ему кончить, как часто делал со мной он, но его умелые бесстыдные ласки довольно сильно отвлекали от моих злодейских планов. И потому я даже не поняла, как оказалась под ним, а Чонгук плавно и бесшумно стек ленивыми топкими поцелуями вниз по моему телу, и его темноволосая голова исчезла под покрывалом, а в следующий момент меня выгнуло дугой от жарких ласк его бархатного языка, поднявших откровенность всего происходящего в нашей постели на совершенно новый уровень.

И в итоге я снова стала той, что сдалась первой, ведь любимую игрушку мне пришлось отпустить и вместо неё вцепиться дрожащими пальцами в простынь.

Но Чонгука это не устроило и вскоре он переложил мои руки себе на плечи, безмолвно приказывая держаться за него, пока сам он был занят тем, что целенаправленно сводил меня с ума.

Ох, великий Будда, как же это было сладко...

И хоть Чонгук наверняка бы не одобрил то, что в постели с ним я то и дело вспоминала "какого - то левого мужика", но других слов у меня просто не находилось от того, что его губы и язык творили с моим безвольным телом, пока горячие сильные пальцы бесстыдно мяли грудь, играя с набухшими сосками и сжимая их до сладкой боли, заставляя меня прикусывать губы и рвано выдыхать, впиваясь ногтями в его напряжённые плечи и путаясь пальцами в его темных шелковых волосах. И сколько бы раз Чонгук ни вылизывал меня, каждый раз это превращалось в незабываемый чувственный опыт, заставлявший терять все связи с реальностью.

Кончик его шаловливого языка то кружил вокруг клитора, дразня едва ощутимыми касаниями и заставляя метаться под ним в отчаянном желании большего, то проходился широкими мазками вдоль всей промежности, откровенно смакуя и слизывая влагу, которая из меня буквально текла, пока его длинные пальцы умело орудовали внутри, задевая все нужные точки и неотвратимо приближая мой оргазм.

Под его умелыми ласками мои бедра дрожали все сильнее и сами собой расходились все шире, и вскоре я сама вплелась пальцами в его волосы, потеряв всякий стыд и притягивая его только ближе, буквально вжимая его лицо себе между ног, как настоящая плохая хорошая девочка, сквозь раскалённое марево дурмана, затопившее мое сознание, ощущая его довольную кошачью ухмылку прямо там, и мне понадобилось совсем немного времени, чтобы кончить, задыхаясь от бесстыдных стонов и содрогаясь всем телом от сладких импульсов, разошедшихся из-под его губ и пальцев.

Чонгук позволил мне немного отдышаться, и мне не нужно было даже открывать глаза, чтобы видеть его донельзя самодовольную ухмылочку нализавшегося сливок кота, а затем навис надо мной, прижимая меня к себе и впиваясь в мои губы жадным поцелуем.

Я довольно замурчала, выгибаясь ему навстречу, все ещё ощущая на его губах вкус своего оргазма, жадно водя руками по его широкой спине, и практически вжала его в себя, почти задыхаясь от желания ощутить внутри его восхитительно твердый член, прижавшийся к моему животу, ведь только языка мне уже было катастрофически мало.

Прекрасно чувствуя мою жажду, Чонгук и сам откликался на нее глухими стонами и жадными глубокими поцелуями, сгорая от желания и нетерпения, но... дразнить меня ему нравилось даже больше, чем трахать, в чем я снова убедилась, когда вместо того, чтобы просто вставить мне наконец, направив стоящий колом член туда, куда нужно, он вдруг отстранился, нежно отводя волосы с моего лица, и, вглядываясь в мои затуманенные недавним оргазмом глаза своими - такими же расфокусированными и затуманенными, хитро усмехнулся, мурлыкнув мне в губы:

- Знаешь, детка... Это лучшее пробуждение из всех возможных, и я совершенно не против просыпаться так каждое утро, но... Неужели тебе не хватило целой ночи любви накануне, м? Или... - он мягко качнул бедрами, дразняще скользя влажной бархатной головкой между моими раздвинутыми ногами, почти проникая внутрь, но тут же отстраняясь, отчего я почти застонала от разочарования, и слегка мазнул мягкими губами по моим, выдохнув в них, - ...это было наутро после твоей первой ночи с капитаном, и ты мне ещё не всё показала?

Я обняла его за шею, часто, неглубоко дыша и изо всех сил сдерживаясь, чтоб самой не начать умолять его о снисхождении, и, поймав его лукавую улыбку, словно он и так видел меня насквозь и только этого и ждал, недовольно профырчала:

- Нет, этот проходимец исчез раньше, чем я проснулась. Поэтому сейчас ТЫ... возместишь мне все, что он недодал, ясно?

К тому же, меня не покидает ощущение, что и ты... этой ночью работал далеко не в полную силу, зато уснул даже раньше меня. Так что... будьте добры исправить свою оплошность, милорд, - хищно усмехаясь и томно глядя из-под ресниц на кусающего губы от едва сдерживаемого смеха милорда, я спустилась раскрытыми ладонями вниз по его телу, кайфуя от ощущения горячей бархатной кожи и перекатов стальных мышц под ней, и жадно сжала его крепкие бедра, почти дрожа от предвкушения.

- Ах вот оно что... - выслушав мои претензии, Чонгук в притворной задумчивости прикусил губы, и его улыбка стала соблазном в чистом, неразбавленном виде, щедро приправленном пороком и жаркой, обжигающей похотью, уже во всех красках предвкушавших все, что он со мной сейчас сделает, и он навис надо мной, прижимаясь ко мне всем телом, и жарко выдохнул в губы, заключая мое лицо в ловушку теплых бережных ладоней, - Тогда я просто обязан подчиниться и возместить тебе весь причиненный ущерб... Не волнуйся, сейчас мы наверстаем все, что я тебе недодал. И "этот проходимец" тоже. Но меня волнует только один вопрос... Ты выдержишь, маленькая?..

Его вкрадчивый полушепот прозвучал, как откровенная угроза, но совсем меня не испугал, наоборот - я жаждала, чтоб он ее исполнил. Причем, как можно скорее.

И, не в силах больше ждать, вместо ответа на этот глупый вопрос я сама притянула его к себе, впиваясь в изогнутые в поистине дьявольской улыбке губы, чтоб занять их не бесполезной болтовней, а более приятными делами. Чонгук сгреб меня в охапку, и сам больше не в силах сдерживаться, и лег на меня всем телом, прижимая к кровати, и в следущий момент его каменный от возбуждения член наконец проник в мое разгоряченное и разнеженное недавним оргазмом тело, как нож в теплое масло, заставив задохнуться и простонать прямо в поцелуй.

Да... Именно этого мне и не хватило.

И Чонгуку, по всей видимости, тоже, так как, сделав пару плавных движений бедрами, он сходу сорвался на совершенно бешеный темп, начиная вбиваться в меня без остановки.

Но это было именно то, чего я хотела. К тому же, я уже была неприлично мокрой, а он - до предела возбуждённым - и потому не было никакого смысла сдерживаться и осторожничать.

Секс по утрам, подстегиваемый бурлящими в крови сбрендившими гормонами, всегда был бурным и необузданным, вот и сейчас это было так откровенно, развязно, мокро, жарко, грязно... И так безумно, до одури сладко... Что я даже на секунду не желала отпускать его от себя, нуждаясь только в одном - чтобы он не останавливался. Я отчаянно желала, чтобы капитан Чон снова отправил меня к тем самым далёким звёздам, которые вспыхивали вчера перед моими закрытыми глазами.

Так же, как сейчас все внутри вспыхивало и дрожало, сжимаясь вокруг его крепкого пульсирующего члена, заполняющего меня до отказа с каждым новым мощным толчком, и я судорожно сжимала его плечи, пытаясь удержаться хоть за что-то и не рухнуть в пропасть сразу же, но Чонгук совсем не облегчал мне задачу, трахая меня с каким-то совершенно хищным остервенением. Склонившись надо мной, как лев над раненной им же ланью, он буквально упивался моим телом и своей безоговорочной властью над ним, и опасный темный огонь разгорался в его золотых глазах все ярче, пока он жадно ласкал мою шею, плечи, грудь, с глухим, утробным урчанием проходясь мокрым бархатным языком по соскам, дразня и прикусывая их зубами, превращая в спелые, набухшие, налитые бордовые вишни, грубо сминая полушария горячими ладонями и размашисто натягивая меня на себя без малейшего стеснения. Его член был таким горячим, твердым и толстым, что я просто бесстыдно текла, сама насаживаясь на него и желая ощутить его максимально глубоко.

Каждую венку, каждый изгиб крепкого толстого ствола, что заполнял меня настолько идеально, ночь за ночью превращая в нимфоманку, одержимую сексом.

Пошлые хлопающие звуки разносились по всей спальне, заставляя даже стены краснеть от стыда, но не этого похотливого демона, что нависал надо мной мощной горячей скалой, почти не давая дышать от бесконечных ласк и поцелуев.

Грудь вскоре стала влажной от жадных, на грани грубости ласк его ненасытных обжигающих губ, терзающих набухшие сверхчувствительные соски до сладостной боли, простынь подо мной сбилась и намокла, но моим единственным желанием по-прежнему было лишь чтобы он не останавливался.

Растраханная промежность сладко ныла от его ритмичных толчков, больше похожих на удары, выбивающие из меня весь воздух вместе со сладкими покорными стонами, и это возбуждало его ещё больше, подпитывая чертей, беснующихся в темном огне костров на самом дне расширенных до предела зрачков. Один этот дьявольский взгляд заставлял мои колени дрожать и расходиться в стороны, и я текла так сильно, что член то и дело выскальзывал, и с него буквально капало, но Чонгук с глухим рычанием и грязными ругательствами себе под нос вгонял его обратно по самую рукоять, заставляя меня вскрикивать и задыхаться от такого беспощадного напора, беспомощно цепляясь за его напряжённые плечи.

Но мне нравилось. Настолько, что хотелось только глубже, жёстче, быстрее... Беспощаднее.

И он давал мне абсолютно все, чего я так отчаянно хотела.

Закинув мои ноги себе на плечи, исступлённо выцеловывал мои лодыжки, ни на миг не прекращая вбиваться в мои бедра своими, накачивая меня своей огненной страстью, то без предупреждения резко выдергивая пульсирующий влажный член, то снова вгоняя до упора, отчего мои глаза закатывались, а под закрытыми веками вспыхивали ослепительно яркие звёзды. Они были так близко... Ещё чуть-чуть - и я смогу зачерпнуть полные ладони звёздного света...

Меня затягивало в этот стремительно раскручивающийся звёздный водоворот с непреодолимой силой, и я даже не пыталась больше ничего контролировать, отдав всю власть в руки мужа, а он ею буквально упивался.

Буйство гормонов подпитывало буйство возбужденного до предела Чонгука, и, окончательно слетев с катушек, он накачивал меня удовольствием без остановки, доводя до настоящего исступления мощными грубыми толчками. Склонившись надо мной, целовал, не давая дышать, и жадно пил мои стоны, заменяя мне кислород своим горячим сбитым дыханием и такими же горячими ненасытными губами.

Весь мой мир сузился до кольца его объятий, в которых я горела, словно феникс, умирая от запредельного наслаждения и возрождаясь вновь и вновь от пылких, влажных, долгих, бесконечных поцелуев.

И эта сладкая пытка все длилась и длилась, но, ощутив, что я уже на грани, и решив наконец сжалиться, Чонгук перестал притормаживать на самом пике, не давая мне кончить, и наклонился, выдыхая приказ - просьбу, которой было невозможно сопротивляться, в мои искусанные губы:

- Кончай, малышка. Ты была такой хорошей... такой... послушной девочкой... поэтому... папочка разрешает. Давай, сладкая... Кончай со мной...

И его голос - глубокий, хриплый и бархатный - сработал, как спусковой крючок, и меня накрыло огненным валом спустя всего несколько мгновений, заставив выгнуться в его руках, содрогаясь всем телом и теряя все связи с реальностью.

И если первый оргазм был, как ласковый прибой, набежавший и тут же схлынувший, то второй стал огненной лавиной, обрушившейся на меня со всей своей беспощадностью.

Все внутри начало сладко бесконтрольно сжиматься, подталкивая и его к грани, и, не выдержав больше, Чонгук хрипло зарычал, кончая внутрь с грязным "Блять!..", сорвавшимся с его губ вместе с таким же грязным, полным удовольствия стоном, и крепко прижал меня к себе, продолжая вбиваться в мои дрожащие бедра своими и ещё больше усиливая и продлевая ослепительное, сумасшедшее наслаждение.

С его губ, как в полубреду, продолжали бесконтрольно слетать сладкие откровенные пошлости, сути которых мое одурманенное сознание было уже не в состоянии разобрать, и смазывались топкими лихорадочными поцелуями, которыми он впивался в мои податливые губы - и это лишь ещё больше усугубляло мою дрожь, добавляя дров в это пылающее Инферно, что так нежданно разверзлось этим утром в нашей постели.

Но разве сыну Люцифера страшно адское пламя, что горело в его собственных глазах?

Я чувствовала, как сильно он дрожит, как сильно пульсирует внутри моего тела, и задыхалась от его жара и непередаваемого чувства наполненности, когда Чонгук практически лег на меня, прижимаясь ко мне всем телом, выцеживая в меня все до последней капли и безостановочно целуя.

Спермы было так много, что она уже вытекала на постель, а он все ещё продолжал вбиваться в меня, продлевая этот ослепительный оргазм, заставивший нас обоих переосмыслить само слово секс и надолго выпасть из реальности.

Я с бесконечной жадностью собственницы принимала абсолютно все, что он давал мне, отвечая на каждый его поцелуй и стон, и, хоть и сомневалась, что Розэ из прошлого выдержала бы этот огненный, сметающий все на своем пути шторм сразу же наутро после первой ночи, ведь капитан, как истинный джентльмен, приручал ее к себе постепенно и неторопливо, но я была уже хорошо знакома с этим темным огнем и потому в его объятиях мне было так хорошо, что это ласковое пламя совсем не обжигало, а лишь сладкой патокой растекалось по венам, путая мысли и сбивая дыхание.

Его напор, его пылкость, его порывистость и штормовая, неукротимая, сбивающая с ног страсть - все это кружило голову, опьяняло, дурманило и полностью подчиняло ему.

Чонгук всегда был воплощением запретного сладкого греха.

И я тонула в этой невозможной сладости… ведь он был мой - мой самый сладкий, самый любимый грех… и грехопадение в его бездну было невыносимо манящим и таким же неотвратимым, как восход солнца, что уже пробивалось сквозь лёгкие шторы.

Но этого я уже не увидела, позволив себе утонуть в сверкающем звёздном космосе, с готовностью принявшем меня в свои объятия.

***

Я не имела ни малейшего понятия, сколько времени прошло, но мне все же пришлось вернуться на землю под ласковым натиском любимых бархатных губ, целующих мои скулы, лоб, подбородок и тихо шепчущих:

- Милая... Возвращайся ко мне...

- Я... здесь... Кажется... - едва слышно отозвалась я, все ещё категорически не желая открывать глаза и двигаться вообще, чем вызвала тихий смех и ласковое мурлыканье мне в шею:

- Ну что? Смею надеяться, я компенсировал тебе все, чего тебе не хватило этой ночью?

Я наконец разлепила чугунные веки и натолкнулась на лукавый взгляд склонившегося надо мной мужа. Судя по его довольному виду, он прекрасно знал ответ на свой вопрос, и мне тут же захотелось убрать это котячее самодовольство с его хитрющей мордуленции, но врать не было смысла, и потому я со вздохом признала:

- Более чем, бандит.

- Ну, слава богу. - с наигранным облегчением выдохнул бандит, театральным жестом стирая со лба несуществующую испарину, - А то я уже начал опасаться, что не смогу удовлетворить растущие в геометрической прогрессии аппетиты моего ненасытного котенка.

Я тихонько фыркнула, стукнув этого несостоявшегося актера в плечо, и засмеялась, закрыв лицо руками, все ещё смущаясь того, насколько на самом деле ненасытной он меня сделал, приручив к себе, к своим губам и рукам и подсадив на секс с ним, как на сильнейший наркотик, а все ещё крайне довольный Чонгук чмокнул меня в нос, с тихим смешком заметив:

- Но теперь нам точно нужно омовение в священных источниках.

Я разморенно улыбнулась, потянувшись к нему, и, обняв за шею и с наслаждением зарывшись пальцами в пушистый темный загривок, проворчала, поглаживая его скулу другой рукой:

- Да, особенно тебе.

Слишком занятый выцеловыванием моих пальцев, пойманных в плен его горячей ладони, Чонгук отозвался не сразу, но когда до него дошел смысл сказанного мной, он распахнул свои тигриные глаза с томной поволокой ещё не до конца схлынувшего дурмана и вперил в меня тот самый колдовской взгляд, в котором ещё отражалось все то, что он делал со мной только что.

- Это ещё почему? - насмешливо муркнул он, снова возвращаясь к моим костяшкам и скользя по ним мягкими губами.

- Потому что ты - ужасно грязный грешник, - закатив глаза, отозвалась я с весёлым фырком, словно он не понимал очевидных вещей.

Темная бровь вызывающе выгнулась, в полной мере выражая негодование ее хозяина, и Чонгук угрожающе навис надо мной, вновь заставляя почувствовать себя маленькой глупой птичкой в лапах у огромного льва.

- Ой ли, Бэмбиай... - лениво и насмешливо протянул мой грозный леФ, почти касаясь моих губ своими и без особых усилий заставляя мое дыхание снова сбиться за считанные секунды, -

Разве это я только что занимался рукоблудием и фактически вынудил заняться со мной сексом, не дав даже толком проснуться, м?..

Я смерила его красноречивым взглядом, не став напоминать, как часто он сам грешил этим в прошлом, и, хитро улыбнувшись, промурлыкала:

- А кто вчера меня напоил, соблазнил и всю ночь не давал спать, м? И кто только что вытрахал из меня всю душу и залил меня спермой по самое горло? Подо мной уже, судя по ощущениям, целая лужа!

Чонгук лишь тихо засмеялся в ответ на мои претензии, а затем наклонился, обнимая мое лицо ладонями, и вкрадчиво мурлыкнул:

- Но ты же сама этого хотела... Я видел это в твоих глазах... ты так отчаянно желала быть опоенной и соблазненной мной, что я просто не мог отказать тебе в этом... И в списке твоих желаний также значилось и быть залитой по самое горло моей... кхм... Мое воспитание не позволяет мне это повторить, но стены нашей спальни все ещё красные от стыда из-за того, свидетелями чему им пришлось стать, поэтому даже не пытайтесь это отрицать, миледи...

- Бесстыжий бандит, - на грани стона выдохнула я, когда он без предупреждения снова вжался в меня крепкими бедрами, видимо, чтоб стала посговорчивее. Ну или вовсе заткнулась и перестала нести чушь.

Чонгук же лишь коварно усмехнулся, жарко выдохнув мне в губы, но по-прежнему не касаясь их своими:

- Он самый, малышка... но, так уж и быть, я всю вину возьму на себя и в этот раз, позволив тебе сохранить твою добродетель, ведь я не только бесстыжий бандит, но ещё и истинный, благородный джентльмен, который никогда не оставит даму в беде, в чем бы ее беда не заключалась.

- Даже если ее главная беда это ты? - с тихим смешком поинтересовалась я, безоглядно утопая в бездонных омутах любимых глаз.

Любимые глаза мимолётно закатились с весёлым фырком их обладателя, а затем снова обратили на меня всю свою океанскую мощь, когда он промурлыкал, ничуть не оскорбленный моими словами:

- Даже если так, Бэмби. К тому же... Я все понимаю, любимая. Ты просто не смогла устоять перед моей харизмой и очарованием...

- А ещё невероятной скромностью! Перед ней уж точно никто не устроит! Потому и у меня не было ни единого шанса! - уже громче засмеялась я, ловя особый кайф от наших с ним - таких культурных светских бесед после такого жаркого, разнузданного секса.

- Скромность ещё никого не украшала, так что я не считаю ее отсутствие у себя грехом, - Чонгук пожал плечами и по-мальчишески дерзко улыбнулся, отчего на его щеках появились те самые - невозможно очаровательные - ямочки, перед которыми я и не смогла когда-то устоять, отчего теперь лежала под ним голая, а на моем пальце сверкало обручальное кольцо.

Но это была самая прекрасная ошибка, которую я совершала снова и снова, и ни за что не стала бы исправлять ни в одной из жизней, и сама потянулась к нему, обнимая ладонями его красивое лицо, и, нежно погладив по точеным скулам, проворчала:

- Ты сам весь - олицетворение греха, Чонгук, так что очень сомневаюсь, что даже самые святые источники что-то с этим сделают.

Он тихо засмеялся, чмокнув меня в ладонь, а затем, в шутку обидевшись, пожаловался:

- Эй! Вообще - то, это я проснулся с твоей рукой на моем члене!

Я закатила глаза, весело фыркнув:

- А я проснулась от твоего нахального члена, тычущегося мне в спину! Так что это ты первый начал!

Чонгук снова прыснул, уткнувшись мне в плечо, и уже оттуда попытался оправдаться, заявив мне:

- Он просто лучше меня знает, как реагировать на красивую девушку в одной со мной постели, Бэмби, так что ты не можешь его в этом винить.

- Пошляк. Оба. - фыркнув, припечала я, когда у меня, вполне предсказуемо, кончились аргументы, чтоб с ним спорить, и снова зарылась пальцами в растрёпанный пушистый загривок моей плохой тигры. Тигра довольно замурчала и, чмокнув меня в плечо, в которое до этого тыкалась лбом, шепнула:

- Ну не сердись, любимая. Ты у меня такая ворчунья по утрам. Или это в тебе говорит похмелье? - Чонгук немного отстранился, с лукавой насмешливой улыбкой глядя на меня, а я со вздохом призналась:

- Да, так и есть. Я до сих пор пьяна тобой, бандит. Ты ужасно на меня влияешь...

- Я стараюсь, Бэмби. - он дразняще и крайне самодовольно улыбнулся, но затем посерьезнел и, обняв мое лицо тёплыми ладонями, тихо спросил:

- Ну, а если серьезно, милая, все хорошо?

Я мечтательно улыбнулась и, повернув голову, мягко поцеловала его в ладонь, признавшись:

- Это была одна из лучших ночей в моей жизни, любимый. И лучшее утро. Разве что-то может быть плохо?

Он облегчённо улыбнулся и погладил меня по щеке, все так же внимательно вглядываясь в мои глаза:

- Тогда... позавтракаем и поедем в Тирта Эмпул? Или хочешь этот день провести дома?

Я прикрыла глаза, судорожно вздохнув, прекрасно понимая, почему он давал мне этот выбор и так осторожно об этом спрашивал, помня о своем обещании делать все, что я захочу, но затем распахнула их, натолкнувшись на внимательный и встревоженный, но неизменно ласковый тигриный взгляд напротив, и, улыбнувшись, тихо выдохнула:

- Позавтракаем и поедем.