Кир Джером
2020-10-07 23:06:06
Зарисовка:"Мразь" (пусть будет тут. Хотя не планировал выкладывать)
Різне, Цитати
(18+) "Каждое утро я вынужден просыпаться от разрывающей головной боли, истошные крики, душераздирающие вопли доводят меня до безумных ощущений, будто сейчас треснет черепная коробка и оттуда выползут Они... Генри, мой милый, за тебя я никогда не прощу ей. Сегодня ты тоже был там во сне и в голове. Впервые ты был с Ними. До сих пор не могу забыть день, когда тебя арестовали. На Них мне плевать и не жалко. А тебя я люблю. "- число в дневнике не указано, но стоит лишь одна пометка в углу листка на пожелтевшей бумаги :" 1943г."
Рядом с раскрытым дневником, исписанным ровными буквами, чётким размашистым почерком, лежал обрывок листа. Совершенно другой по цвету бумаги, очевидно не принадлежащий к дневнику:" Я ненавижу этот день. Марта сегодня утром снова приходила. Думала, что её до неприличного откровенный вид подействует на меня. Как же она глупа, как и многие женщины, если не все. В её окружении только такие и бывают. Мне плевать, что скажут другие, но пока я здесь хоть что-то значу, самоуправством заниматься ей никто не позволит. Ни через постель, как она привыкла поступать, ни как-либо иначе, у неё ничего не выйдет, и клянусь, что когда ты будешь рядом, труп этой глупой женщины будет лежать у твоих ног. "
Чистое, но безвозвратно помутневшее зеркало, стояло у стены и в очередной раз за день служило собеседником хозяину комнаты, чистая форма которого, однако пропиталась табачный дымом, будто бы это был естественный запах этого человека.
- У меня есть хороший план, Фогель и тебе он точно понравится, - усмехнулся человек в отражении смотрящего мужчины. И подмигнул одним глазом. Что-то было в его взгляде едкое, злое, но ни капли лисьего прищура и хищнических повадок.
-Да? И какой же? - Ответил Фогель сам себе в зеркало и отстранённо отвёл взгляд, затем сделал шаг назад. Но длилось это недолго.
Отражение тут же сделало шаг вперёд и взгляд снова оказался прикован к самому себе.
- Тот самый план, который ты боишься осуществить, - самодовольно и спокойно прозвучал голос противника мужчины.
-Я ничего не боюсь, - нахмурился и отвёл взгляд Фогель. И замолчал. Молчало и отражение. Только тишина, которая, казалось бы, заставит диалог прерваться, длилась всего миг. Фогель хотел было сам добавить что- то, но собеседник опередил его смелой фразой:
-Боишься.
-Нет! - выкрикнул тот, однако становлясь мрачным. Руки скрестились на груди сами собой.
-Как мальчишка ведёшь себя, но боишься! - продолжал человек в отражении уже более озлобленным тоном.
-Не издевайся, - Фогель покачал головой и непроизвольно шумно выдохнул, - Если бы я знал..
-Ты знаешь, - злая усмешка, руки скрещены на груди.
-Хорошо. Объясняй, - ответ последовал неожиданно для "обоих".
Мерно тикали часы, так громко, заполняя пространство. Старая, деревянная махина с треснувшим вдоль корпусом, все ещё жила и оповещала о каждой секунде убегающего времени.
-Ты знаешь, - разминая шею ответил человек в отражении. Показалась едва заметная теперь тонкая, ровная линия шрама на коже Фогеля в зеркале.. Говорят, раны привлекают людей только когда они зажили.
-Если ты имеешь в виду побег, то у меня правда была такая идея, - проговорил он своему отражению.
-И она остаётся актуальной?
-Да, - согласился Фогель, вымучено улыбнувшись. Пальцы нервно дрогнули, поправляя ворот кителя. Хотя этого делать было не нужно.
- Что останавливает? Неужели репутация самого жестокого начальника лагеря?
- Нет. Тем более, я не жесток, а справедлив.
- Тогда я не понимаю, почему ты все ещё этого не сделал, глупец. Боишься провала?
-Не боюсь. И даже думаю часто над планом. Но правильно ли это будет с моей стороны? Почему я не могу убить его наравне с другими?
- Потому что ты не можешь
об этом?
Фогель пожал плечами и отошёл к часам, подальше от зеркала и, хмурясь мыслей, ответил:
- Я не думаю, что "долго и счастливо" это то, что мне нужно.
Собеседник замолчал и внимательно стал слушать, когда говорил Фогель. Только тот даже не оборачивался, и медленно ходил по кабинету, рассуждая. Взгляд серых глаз бегал по интерьеру, треснутой краске на стенах, комната наполнялась уютом от одного осознания, что в ней практически жили, но ни портрет Гитлера, ни шкаф с папками, ни бумаги на столе, ни внешние звуки за пределами стен не давали этого ощущения. Серое небо за стёклами за решёткой, никак не могло дать тёплых эмоций и чувств, а чёрные вороны, пролетающие вереницей на фоне, могли только напомнить о равнодушии Смерти. Она не щадит никого, в ней нет ничего противоестественного. А здесь она происходила слишком часто, и от того не волновала, не интересовала Фогеля.
-Я бы мог организовать побег Генри любым способом, мог сделать это как скрытно, так и под предлогом перевода в другой лагерь. Но я не знаю, хочу ли этого. Его жизнь в моих руках, как и жизни других заключённых. Кто-то осуждён по статье, что и он, кто-то по другой. И они все такие же люди. Если человек в заточении , значит есть повод считать его заранее погибшим, а значит и не человеком вовсе. Он больше не личность, но муравей с порядковым номером, он собака, подопытная крыса. Ему не нужно имя, мне плевать на его мысли и душу. Потому что это не человек. Это муравей. И мне плевать, сколько их умирает, плевать когда, плевать, что он чувствует. К черту совесть. Так почему я не могу просто забыть Генри и считать таким же, как и все они? Зачем мне нельзя охладеть к нему? Зачем мне спасать, допустим, еврея? Зачем? Я могу знать его имя, знать его при жизни, но он еврей, он заключённый, он осуждён и я, не раздумывая, знаю заранее какая судьба ждёт его.
-Но Генри ведь почему-то нужен тебе?
- Это я и пытаюсь выяснить.
-Любишь ты его? И что-то делает его особенным, ведь так?
-Наверно потому, что мы слишком много значили друг для друга, много пережили. Но не более.
- Итак, что же останется, если его не будет?
-Я не знаю. Ничего не поменяется, но я бы не хотел, чтобы все кончалось. И..
-Тогда соверши этот чёртов план и не думай.
-Да, я могу.. И иногда я даже уверен в том, что смогу легко противостоять всему, но только не разлуке с ним.
...
- Мы могли бы поговорить, герр Фогель?- девушка раздражённо смотрела на мужчину. От прежнего её кокетства не было и следа. В зрачках будто бы горел огонь ненависти, и Марта с силой сдерживала себя и порывы злости.
Фогель не пытался скрыть своего раздражения и презрения к этой особе и закрыл было дверь перед её носом, но девушка вовремя сунула в дверной проем ногу и придержала дверь рукой.
Тот остановился, чтобы не быть виноватым в случае травмы. Хотя очень хотел бы ударить её прямо сейчас, но сдержался. Злость в лице читалась по напряжению, по степени проявления скул, едва загорелое лицо будто бы приобрело сероватый оттенок.
-Хорошо, - усилием воли проговорил мужчина и открыл дверь, но и не думал пропускать леди внутрь кабинета, - В последний раз говорю, что ты не будешь здесь. И мне плевать на приказ.. - он издевательски проговорил, но без улыбки и повысив голос, - С кем ты там спала?
Девушка вспыхнула от стыда, щеки её сквозь слой пудры слегка покраснели:
- Да я.. Вы же знаете, что это из-за меня и вашего упрямства Генри отбывает наказание? Вы знаете, что его ждёт? Знаете, по какой статье?
Мужчина проигнорировал её вопрос, сделав вид, будто ничего не было. А девушка удивлённо воскликнула, понимая значение этого молчания:
-Вы знаете! И вам все равно?
Фогель нервно усмехнулся, но тут же посерьёзнел, хмурясь, и молча, медленно попытался закрыть дверь, но Марта тут же проскользнула внутрь кабинета и оттолкнула мужчину с прохода. Мужчина молчал.
Девушка ждала ответа. И чем дольше она ждала, тем больше её раздражала физиономия её молчаливого собеседника. "Физиономия" ничем не отличалась же впрочем от сотни других, если бы не эта дурная привычка нервно улыбаться, в сложной напряжённой ситуации, и вмиг становиться серьёзным, как будто лицо не могло решить, как реагировать, или же будто Фогель не умел воспроизвести эмоции соответственно ситуации. Серые глаза его смотрели словно сквозь предметы, куда-то вглубь души мёртвого предмета, в попытке найти там свое отражение. Больше ничего Примечательного в нем не было. Солдат, как солдат. Глаза только серые такие, стеклянные, мертвые, и странно было видеть как они наполняются слезами, когда никто не видит. Это случалось очень редко, но было пару раз. Также было, когда Фогель искренне улыбался,"мёртвые" глаза неестественно улыбались вместе с ним. Он умел испытывать эмоции, но за пределами стен своего кабинета, как это принято, сдерживал их, видимые признаки жизни .
Марта прошла в кабинет и села на диван у стены, стоявший там, наверно с самого начала основания концлагеря. Нигде больше такого не было. Только у главного надзирателя в кабинете. Девушка закинула ногу на ногу и обхватила тонкими пальцами колени.
-Не холодно вам в чулках, Марта? - поинтересовался Фогель.
Та же улыбнулась и посмотрела в глаза мужчины, всем своим видом принимая его за идиота, не меньше.
- Вам наверно очень холодно, если вы пришли погреться ко мне? - снова спросил он.
Девушка улыбнулась ещё шире и вдруг рассмеялась:
- Право, я не понимаю! Идиот, идиот! Почему не ты арестован, ах, почему?! - она ещё долго смеялась, истерично и громко, пока, наконец не ушла, громко стуча каблуками по полу.
Мужчина молча закрыл за ней дверь, оглушительно захлопнув, и, опустился на диван, где недавно сидела непрошенная гостья. Тут-то он заметил боль в голове, очень сильную и ноющую, которая с каждым мгновением лишь усиливалась. Руками схватился за голову и тяжело дышал, приходя в себя. Голова будто бы даже, к тому же, кружилась.
А часы продолжали привычно и раздражающе громко тикать, оповещая о каждой секунде времени, которое безвозвратно бежало куда - то в незримое будущее.
***
Одним днем, когда Фогель, под видом некой прогулки, ходил по коридорам, он стал невольным слушателей разговора заключённых.
-Боишься? - спрашивал один мужчина осторожно и тихо.
-Нет, - ответил другой, видимо помоложе, потому как говорил он хрипловато, слабо, но со всей бесстрашнной уверенностью. Не боясь, что услышат, не страшась ни слов, ни реакции кого-либо, ни последствий.
-Почему? - удивился товарищ.
Послышался кашель, тяжёлый такой, видимо от избиений, или холода, тело не сопротивлялось болезням. И только прокашлявшись, пленник начал свой рассказ:
- Помню, бабка у меня жила. Ведьма ли нет ли, пёс её знает. Так вот, как-то я и спроси у неё, что делать, коли бесы мерещится стали. А оно вроде, знаешь ли, и помогало мне даже. Как только перекрещусь как мне того хочется, так все и идёт своим чередом. Ну, думаю, всё! Достанется мне сейчас по первое число. Но не так все просто. Бабка - то, понимаешь, не простая была, с причудами. А и пускай, говорит, слушай того, кому служишь.
-То есть как?
-А вот так, - усмехнулся тот, - Кому служишь. Нынче уж не поймёшь, где легче подыхать. Тут или дома.
При слабом свете от щели в потолке, видилось, как по чумазой впалой щеке скатилась слеза. Воспаленные глаза с обгорелыми ресницами щурились то ли от боли, то ли от слез с каждой слезой.
- А почему плачешь? - осторожно спросил товарищ напротив полушепотом и нагнулся немного вперёд, чтобы было слышно.
Тёмные зрачки глаз таинственно свернули в полумраке, да так, что заключённый напротив вздрогнул невольно:
- Это я слезы за всех выплачу сейчас, а потом.. - не так тихо, как собеседник, а, хрипловато и чётко выводя старательно каждый звук, каждую букву слабым голосом ответил смельчак.
Но ему не дали договорить.
Фогель ворвался внутрь, открыв дверь с ноги и кинулся на пленника. Не стоило труда повалить на холодный, пыльный пол обессиленного человека. Но надзиратель даже не успел как следует избить мужчину: злость, с которой он набросился на бедолагу, пульсировала в венах и заставляла приложить достаточно силы,чтобы убить. Фогель хотел немного заставить задыхаться, а потом избить. Но в итоге, задушил насмерть. Страх и злоба невольно наблюдавшего за этим другого заключенного горела в его глазах. Однако он не осмелился что-то сделать, а надзиратель ушёл, как будто бы его не заметив.
Тем же вечером Фогель сидел у себя в кабинете. Дым от табака превращался в "облака". В голове пульсировала боль, созвучная посекундному тиканью старых часов.
"Убить, убить всех, убей, убей, убей!!!" - крутились мысли в голове непрерываемой вереницей, и невозможно было из этой цепи вычленить одно звено. Фогель зажмурился.
"Убей!" - кричали мысли.
В эту ночь невозможно было заснуть, голова разрывалась от мыслей и боли, и Фогель не придумал ничего лучше, как расслабиться алкоголем. Только так он смог забыться под утро, невероятно мучаясь в душе.
Множество лиц истощенных, вроде разных, но в тоже время одинаковых бритых голов. Злые глаза теперь были пустые и мёртвые. Но находились среди них и живые, с блестящими, невыплаканными слезами. Но никто и не позволит показать свою слабость перед надзирателем. Фогель безразлично оглядел их, машинально указал бойцам, чтобы те вынесли трупы, и вышел. Потрескавшиеся, покрывшиеся грубой коркой, посиневшие от холода губы, бледные лица, осунувшиеся, впалые щеки и глаза. Кто-то больше никогда не проснётся. Кто-то уйдёт сейчас по приказу солдат и не вернётся. Все это знали. Заключённые понимали друг друга по интонации молчания, по взгляду. Старые, молодые, совсем дети, где-то были лишь женщины, где-то только мужчины. Но для Фогеля они не имели ни пола, ни возраста. "Это не люди, это скот," - как-то произнёс он сам себе, когда на его глазах избивали пленников, а когда их же убивали, мужчина даже не посмотрел на них. Крики, стоны боли, предсмертные хрипы, кровь и слезы.. Все это было таким пустым и отстраненным и не находил отклика в душе немца. Взгляд его блуждающе и растерянно искал только одно лицо: любимого Генриха. На форме каждого были нашиты опознавательные знаки:как клеймо у скота. Но парня почему - то среди нигде не было.
Спустя некоторое время прояснилась эта причина: Генри в ту ночь попытался бежать с помощью подпольной организации, пробравшись в грузовую машину, которая должна была завтра отбывать из лагеря. Но солдаты не разобравшись, заметили и убили беглеца на месте. Фогеля оповестили слишком поздно.
-Почему не предупредили, не сказали? Сборище идиотов! О таком в первую очередь командира ставят в известность! Арестую, расстреляю всех! Повешу, повешу всех! Твари! - орал на выстроившихся вдоль стены солдат командир. Герр Фогель не стал арестовывать всех. Он отказался от мысли искать труп Генриха в куче вчерашних и утренних жертв, о чем в последствии очень жалел.
Слез не было в глазах мужчины, но когда он оказался в своём кабинете совсем один, то первым делом, что он сделал, это молча и с едкой ухмылкой посмотрел на свое отражение, а потом со всех сил ударил прямо в лицо "противнику" и разбил зеркало. Стекло отдалось противным звенящим хохотом. А часы со старым треснутым корпусом, не затихая, не на минуту, отсчитывали мерным тиканьем каждое мгновение, безнадёжно бегущего вперёд времени. Мужчина посмотрел на свой окровавленный кулак, потом бросил взгляд на окно, за решетками которого было видно, как по пасмурно серому небу летят чёрные вороны, приветствуя своим криком Смерть. Она никогда не покидала стен этого места.
Фогель вздохнул и сел на диван, поникнув головой, а, затем вспомнив о головной боли, которой давно не было, схватился за голову.
